Распахнутое, почти безграничное пространство – одна из главных черт Русского мира. Это и наш величайший дар, и наша главная проблема. Именно русское пространство, земля, территория – источник ненависти и алчности наших врагов, предмет их непреходящей зависти, корень любой русофобии. Живи мы своими 150 миллионами на какой-нибудь соразмерной территории, скажем, Франция + Польша, нас бы тоже могли не слишком жаловать, но это было бы без особого ожесточения, по-местному, по-соседски. Но русская земля, раскинувшая крылья в Европу и в Азию, от океана до океана, сдавливает им горло, как только они бросают взор на географическую карту. «Нашей огромности боятся», – сказал Александр III. Это неотменяемый факт.

Распахнутое, почти безграничное пространство – одна из главных черт Русского мира. Это и наш величайший дар, и наша главная проблема. Именно русское пространство, земля, территория – источник ненависти и алчности наших врагов, предмет их непреходящей зависти, корень любой русофобии. Живи мы своими 150 миллионами на какой-нибудь соразмерной территории, скажем, Франция + Польша, нас бы тоже могли не слишком жаловать, но это было бы без особого ожесточения, по-местному, по-соседски. Но русская земля, раскинувшая крылья в Европу и в Азию, от океана до океана, сдавливает им горло, как только они бросают взор на географическую карту. «Нашей огромности боятся», – сказал Александр III. Это неотменяемый факт.

Да, Россия – империя, но империя особого рода. Сухопутный океан Евразии покорился не армиям завоевателей, а отважным землепроходцам и исследователям, шедшим вперед и вперед в поиске новых богатств, тайн и чудес. Конечно, не станем идеализировать прошлое. Случались и кровавые столкновения, и затяжные конфликты с местными народами, но все равно в конечном итоге это было не завоевание, а объединение – через пространство, общие возможности, общую участь. Самый показательный здесь эпизод – монголо-татарская сказка. Первыми Евразию объединили Чингисхан и его сыновья. Взятие Казани стало нашей Реконкистой. Но присоединив сначала Касимовское, а потом Казанское и Астраханское ханства, Москва не покорила их под себя, а включила в общее жизненное пространство, простейшим доказательством чему служат десятки и сотни татарских фамилий среди лучших родов российской аристократии.

И в этом отношении Россия никогда не сможет стать национальным государством, не изменяя своей исторической участи, не выполняя, даже того не осознавая, самое сокровенное желание наших врагов. Противник больше всего на свете хотел бы, чтоб восторжествовало представление о «государстве русских» – и тогда бы моментально оказались легитимизированы десятки и сотни таких же «национальных государств» по всей нашей территории. Это, собственно, и есть его самая сладостная мечта.

…Больше столетия тому назад случился знаковый разговор Николая II со Столыпиным, в ту пору премьер-министром империи. Столыпин, в плену модных тогда концепций нации и государства, предложил императору изменить титулатуру: называться не самодержцем Российским, а самодержцем Русским.

Николай отвечал, что это совершенно невозможно. Он такой же император Русский, как и Башкирский, Татарский и прочая, прочая, прочая.

Как бы ни относиться к образу Николая II, здесь он очень тонко уловил грань, за которой возможно обрушение России. Мы – общий дом для всех народов и языков, объединенный прежде всего идеей государства. Отсюда и imperium – распоряжение, владычество…

…Империя – прежде всего лучшее лекарство от провинциализма. Существующая в постоянном общении народов и культур, такая общественная среда неминуемо становится самостоятельным центром, обретает черты отдельной цивилизации. Именно поэтому Русский мир – никак не государство русских и тем более не диктат русских.

С этим связана и важнейшая черта нынешнего противостояния. Русский мир никого не отрицает и не отвергает. Он принимает и украинскую мову, и татарскую речь, и аланский язык. Рассказывают, что в наши дни в Донбассе, в частях, где воевали по преимуществу воины из Тувы, естественно сложилась блестящая форма информационной защиты. Ребята просто вели переговоры по-тувински. Любой вражеский перехват моментально становился бессмысленным. Что могут понять в тувинской речи упертые националисты, мечтающие забыть русский язык? Несчастные и обделенные, они никогда уже не будут способны оценить красоту разнообразия. И тем более воспользоваться ей. Пусть себе учат английские глаголы. Мы их тоже давно и хорошо знаем. Даже больше того, мы перевели их Шекспира, которого они уже пытаются отменить из-за политики толерантности и политической корректности (большой шалун, ёрник и насмешник был этот Шекспир, сын империи), на тувинский, якутский, бурятский, аланский, кабардинский и прочие языки. Его пьесы идут в национальных театрах по всей России на национальных языках, и потому он стал частью «русского мира». А наши враги пусть его скорее отвергнут, отменят или причешут политикал-коррекшн гребенкой. Ему и вправду не место в их утопии, среди гигиенических правил и вегетарианских диет.

Да, Шекспир – наш, и Данте – наш, и Рабле – наш, точно так же, как Аристотель и Иоанн Златоуст. Империя дает ощущение причастности к большому историческому пути и через него – к универсальному опыту человечества. Читая нынешнюю западную аналитику, постоянно сталкиваешься с удивлением: эти безумные русские помешаны на истории. И тут мы опять восстаем против мейнстрима, базового течения так называемого цивилизованного западного мира.

У них все просто: они рушатся на колени и каются перед расами и племенами. Они мечтают свою историю поскорей забыть, с ней расстаться, построить новую утопию, а точнее – умозрительную конструкцию, отталкиваясь от прошлого, стирая память. Для них история – это насилие, сплошная травма. Зато теперь к ним пришло мягкое американское доминирование, нежное и вкрадчиво-тотальное экономическое и психолингвистическое принуждение. То самое, которое хочет утвердить глобальный мир, где цельность человеческого существования будет растащена на миллионы потребительских импульсов.

С глобальным вышел пролет. Но у себя дома они неплохо справлялись.

С утопиями, впрочем, всегда так. Века полтора тому назад марксисты мечтали о мировой революции. Потом легко расстались с этой идеей. Их устроил реальный социализм в одной отдельно взятой стране.

Прошло сто лет, и Фукуяма провозгласил «конец истории» и «рынок во всем мире». Но история опять-таки рискует кончиться только у них, на Западе. Она никак не кончается у нас, здесь, впрочем, как и на Востоке, и на Юге.

Один итальянский профессор как-то говорил мне на берегу Генуэзского залива в районе Cinque Terre: «У нас ничего не происходило после Второй мировой. И мы привыкли скучно, но уютно жить без событий».   

И вот в этот устоявшийся обиход вдруг вторглись – сначала ковид, потом СВО. То есть история, древняя, как само человечество, которое они тоже хотели бы отменить. Они надеются послать сотни «Леопардов» и истребителей, чтоб нас остановить, стереть с лица земли. То есть остановить ветер перемен, уничтожить его источник.

Но это бесполезно. Ветер не остановишь. Тем более – как пелось в старой песне – «жизнь солдата быстротечна, но вечен Рим». Тот самый блуждающий Рим, который когда-то располагался у них на Западе, но давно уже переместился к нам, на нашу русскую территорию.

Империя всегда исторична. Она живет будущим, построенном на наследии прошлого.

Теги:  Россия , государство , империя

   Читать дальше.