«Узбеки, таджики, казахи и тому подобные плохо воюют», заявляли в ходе Великой Отечественной некоторые советские командиры. Действительно ли в плен чаще всего сдавались, как утверждается в документах, «красноармейцы нерусских национальностей»? 17 сентября 1942 года руководство Красной армии выпустило специальную директиву по этому поводу – и ее результаты оказались весьма показательны.

В начале Великой Отечественной Красная армия столкнулась с серьезной проблемой. Призыв в нее людей многих национальностей из разных уголков гигантской страны неизбежно привел к появлению языкового барьера. Поэтому многие командиры предпочитали отводить личный состав, не знавший русский язык, на второй план, считая его неподготовленным.

Главное политуправление Красной армии (ГлавПУРККА) вело борьбу с таким явлением. Об этом свидетельствует директива № 12 «О воспитательной работе с красноармейцами и младшими командирами нерусской национальности» начальника ГлавПУРККА А.Н. Щербакова от 17 сентября 1942-го. Этот малоизвестный, но важный военно-политический документ тоже внес вклад в победу Красной армии в Великой Отечественной войне.

«Моя твоя не понимай»

Еще 26 мая 1940-го нарком обороны Тимошенко докладывал в ЦК ВКП(б), что в 1939-1940 годах в армию были призваны граждане призывного возраста из числа уроженцев Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии. Часть из них не знали русский язык вообще. К примеру, в 1940-м из союзных республик, не знающих русский, было призвано 152 766 человек, а также еще 350 тыс. неграмотных и малограмотных. В итоге, пишет Тимошенко, командование частей большую часть времени тратило не на боевую подготовку, а на обучение призывников русскому языку. А ведь на нем не только отдавались команды, но и были написаны уставы Красной армии.

Проблема была очевидной, так как в национальных школах русский язык был введен как обязательный предмет изучения лишь 13 марта 1938-го. Чтобы хоть как-то ее решить, ЦК ВКП(б) 6 июля 1940-го обязал ЦК республик обучать русскому языку мужчин, подлежащих призыву в армию. Но те с задачей не справились.

По данным ГлавПУРККА, на апрель 1941-го среди призывников 1922 года в республиках (выборочно) было выявлено около 100 тысяч человек, не знавших русский.

В начале войны, когда встал вопрос о восполнении потерь Красной армии, мобилизация затронула все республики СССР. Но многие мобилизованные не попали на фронт сразу, так как Государственный Комитет Обороны 13 ноября 1941-го постановил сформировать в РСФСР, Закавказье и Средней Азии 15 национальных стрелковых бригад (сбр) и 20 кавалерийских дивизий (кд). Это не дало результата из-за невысокого уровня подготовки и дисциплины мобилизованных. Русские командиры не знали местных языков, а значительная масса бойцов не владела русским. Большинство из этих национальных соединений были расформированы, так и не побывав в бою. В итоге к 1944 году на фронте остались лишь 101-я казахская сбр и 112-я башкирская кд, ставшая 16-й гв. кд.

Воспитательная работа с бойцами

Отказавшись от этнических формирований, в Красной армии делали ставку на смешанные в национальном отношении части. Фронтовая практика подтвердила верность этого выбора. Но на их боеспособность и управление продолжали влиять проблемы языка и смешивания национальных культур. К примеру, мусульманам было непросто питаться из общего котла, общение солдат разных этнических групп могло привести к обидам друг на друга из непонимания обычаев и т. п. Эти факторы особенно остро проявили себя в 1942 году, когда на фронт шло пополнение из республик СССР.

Это время отмечено появлением ряда важных военно-политических документов, из которых наиболее известен приказ № 227 «Ни шагу назад!». Его значение было важно донести до каждого красноармейца. Но как это было сделать, если в Красной армии имелась значительная прослойка бойцов, не понимавших русского? Поэтому ГлавПУРККА считало важной воспитательную работу, в первую очередь среди «национальностей Закавказья и Средней Азии». Именно ей уделил внимание начальник ГлавПУРККА Щербаков в директиве № 12, отмечавший растущие проблемы с бойцами нерусской национальности.

Оказавшись на фронте, последние часто не понимали ни приказов, ни обстановки, становясь обузой для командиров. А командиры в итоге относились к ним пренебрежительно. Такое положение вело к росту случаев дезертирства и даже измене Родине. В соответствующей справке ГлавПУРККА от 7 июня 1942-го отмечалось, что к врагу переходят главным образом «лица, вышедшие из окружения или побывавшие в плену у немцев, а также красноармейцы нерусских национальностей, призванные в республиках Закавказья и Средней Азии». Согласно этому документу только в Приморской армии из общего числа перебежчиков «лица нерусской национальности составляют 79,8%».

Увы, это заметил и враг. Так, в апреле–ноябре 1942-го немецкая разведка отмечала значительный рост доли нацменьшинств (татар, казахов, узбеков и т. д.) среди советских пленных и перебежчиков, сделав вывод, что «народы Средней Азии все больше и больше призываются (…) в Красную армию». Противник использовал таких перебежчиков для ведения пропаганды, пытаясь разложить многонациональные советские части, ведя обращения к ним на языках народов СССР. Примером тому стало ЧП в 141-й стрелковой дивизии (сд), когда утром 22 ноября 1942-го шесть бойцов-казахов, убив своего командира, перешли на сторону врага с оружием в руках и уже вечером изменники вели агитацию на казахском языке из вражеских траншей.

Конечно, не все нерусские бойцы были готовы встать на путь измены. Но ощущая себя неподготовленными солдатами, они были плохо мотивированы на борьбу с врагом.

Понимая это, Щербаков резко подчеркнул в директиве, что работа с ними имеет «огромное политическое значение», но политорганы частей и соединений не принимают должных мер, чтобы ее «по-настоящему организовать». Он указал, что политработники «стригут всех под одну гребенку, не учитывая национальных особенностей». Командиры недооценивали важности политического воспитания нерусских бойцов, забыв, что у них есть родной язык, обычаи, устоявшийся уклад национальной жизни. Более того, не делались разъяснения по вопросам дружбы народов СССР и «роли великого русского народа – старшего брата народов Советского Союза».

Начальник ГлавПУРККА считал, что начсостав не проявлял заботы и внимания к таким бойцам. Имелись факты бездушного отношения к ним с игнорированием их нужд, запросов и настроений. Именно слабостью воспитательной работы Щербаков объяснял «наличие фактов невыполнения боевых приказов, членовредительств, дезертирств и измены Родине со стороны некоторой части красноармейцев нерусской национальности».

Щербаков предложил усилить работу с ними, разъясняя цели народов СССР в войне, значение присяги и таких важных документов, как приказ № 227 и т. п. А освещать эти вопросы на родных языках нерусским бойцам должны были специально подобранные агитаторы.

Политорганам частей рекомендовалось, не снижая требовательности к нерусским красноармейцам, проявлять о них заботу и бороться с проявлениями несправедливости и ущемления их национальных чувств, а также поощрять боевую дружбу между бойцами разных национальностей.

Политуправлениям фронтов и округов поручалось издавать листовки и боевые листки на языках народов СССР, а также практиковать чтение русских газет и литературы с переводом на родные языки бойцов других этнических групп.

Директива возымела результат. Примером тому может служить доклад агитатора 252-й сд капитана Кантарбекова о работе с бойцами из Средней Азии. Когда во время боев под Сталинградом ему доложили, что в одном из батальонов 924-го полка «узбеки и казахи плохо воюют, некоторые трусят», он прибыл в эту часть. Один из комбатов прямо заявил Кантарбекову: «Возьмите сто узбеков, а вместо них дайте пять русских».

Но ситуация изменилась, когда во время бесед с бойцами и митинга на их родных языках Кантарбеков и выбранные им агитаторы рассказали о зверствах гитлеровцев на оккупированных ими землях, превосходивших даже зверства Чингисхана, о воззвании мусульманского духовенства на борьбу с Гитлером. Солдаты внимательно слушали и после стали воевать лучше. В итоге жаловавшийся на них комбат сам представил тех к наградам.

В другом случае командир роты того же полка попросил агитатора побеседовать с бойцом-узбеком, считавшимся недисциплинированным. Оказалось, что в роте служат солдаты разных национальностей, не все знающие русский язык. Боец был из их числа и был очень удивлен, когда Кантарбеков заговорил с ним на узбекском. Узбек признался, что из-за языковой проблемы он не только не понимает команд, но даже не может связаться с семьей, потому никто не помогает ему написать адрес на русском. Но воевать он хочет, правда, не знает обстановки на фронте. Агитатор помог отправить письмо – и солдата как подменили: тот перестроился, став более подтянутым и дисциплинированным.

Но при выполнении директивы № 12 возникали и перегибы. Так, в январе 1944-го Военный совет (ВС) Западного фронта (ЗапФ) уже в своей директиве отмечал, что политработники дивизий и полков устраивают «погоню за большой аудиторией бойцов нерусской национальности». Они проводят общие собрания и митинги, созывая на них отдельно узбеков, казахов, таджиков, выдергивая их из взводов, рот и батальонов по национальному признаку. ВС ЗапФ счел такой метод порочным и разлагающим боевые части, потому что взводные, ротные и батальонные командиры и политработники «перестают чувствовать ответственность за своих подчиненных» и индивидуальной работы на местах уже не ведут. В итоге нерусские бойцы, возвращаясь с больших собраний в свои подразделения, вновь оказывались в зоне отчуждения. К примеру, команды на русском с ними не изучались, что сказывалось на дисциплине. В свою очередь такое отношение рождало мнение, что «узбеки, таджики, казахи и тому подобные плохо воюют». Такие разговоры сильно задевали и обижали бойцов этих этнических групп.

Язык – это оружие

Военный совет Западного фронта отмечал, что работа с бойцами, не владеющими русским языком, есть «не цель, а средство их политического воспитания», создающее боевую дружбу во взводах и ротах, а также воспитывающее красноармейцев нерусской национальности патриотами, защищающими Родину. Но это было лишь полдела, так как патриоты должны быть и умелыми воинами, что было трудно без знания русского языка.

Обучение новобранцев русскому языку, начатое до войны, продолжалось и на фронте. Так, в июне 1943-го ВС Степного военного округа в директиве отмечал, что многие бойцы все еще не знали команд, путали их на занятии и не могли рассчитаться в строю. Для исправления ситуации было приказано организовать во всех ротах ежедневные двухчасовые занятия для нерусских красноармейцев, не знавших языка.

В первую очередь на них должны были добиться результата, «чтобы все без исключения бойцы, не понимающие русского языка, освоили команды на русском языке, понимали их и смогли эти команды произносить». А для этого их обучение должно было производиться не только произношением, но и показом команд. Руководить этим процессом должен был грамотный командир, умевший их четко произносить.

Документы свидетельствуют, что процесс обучения языку на фронте стал массовым, так как в других соединениях ему тоже уделяли внимание. Причем советское командование считало его настолько важным, что выделяло на него часы даже из боевой подготовки.

Эффект Щербакова

Директива № 12 оказалась эффективна и своевременна. Как докладывали агитаторы по работе с нерусскими бойцами, в конце 1942-го в Красной армии росла национальная напряженность. 4 декабря 1942-го в ГлавПУРККА поступил доклад от группы агитаторов с Закавказского фронта. В нем было отмечено, что среди его руководящего командно-политического состава гуляет «теория», что «якобы кадры нерусской национальности не умеют и не хотят воевать». Пренебрежение к ним доходило до того, что при получении нового пополнения звучало: «Ни за что не возьму никого, кроме русских, украинцев, белорусов», потому что остальные русского языка не знают – а значит, воевать «не умеют и не хотят».

Агитаторы докладывали, что «сплошное охаивание качеств преданности Родине целых народов» проникает и в среду бойцов. Отношение к нерусским солдатам подчас становилось плохим, способным только озлобить и оттолкнуть. При этом факты малодушия, дезертирства и самострелов были у бойцов разных национальностей, но приписывали их только нерусским, создавая сплошную картину, ведшую к «охаиванию целых народностей».

Любопытно, что легенда о «не умевших воевать» складывалась из фактов больших потерь, понесенных нерусским пополнением в боях. Но это не удивляет, так как его в ряде случаев присылали абсолютно неподготовленным. Агитаторы отмечали, что вместо того, чтобы готовить пополнение, некоторые начальники просто прикрывали свою халатность разговорами, что нерусские бойцы воевать не умеют. При том что на фронте были многонациональные части, хорошо дравшиеся с врагом.

Учитывая такие факты, ГлавПУРККА пришлось бороться за монолитность многонациональной Красной армии, не дав разрастись проблеме в межнациональный конфликт, который еще и раздувала вражеская пропаганда.

Проведенная спустя год проверка показала эффективность принятых мер. Ярким показателем укрепления дисциплины среди нерусских бойцов и роста их сознательности стало резкое сокращение среди них воинских преступлений и проступков. Кроме того, в период наступлений зимы 1942-1943 годов они показали примеры мужества и отваги, разбив бытовавшее ранее мнение о якобы их небоеспособности.

О том, что боеспособность росла и далее, говорит статистика награждений по национальностям. Если на 15 января 1943-го из 264 тыс. полученных боевых наград чуть более 25 тысяч пришлось на долю красноармейцев неславянской национальности, то к 15 мая 1946-го число последних превысило уже 800 тыс. человек. Это свидетельствует о том, что благодаря в целом правильному пониманию проблемы на местах политорганам удалось повысить сознательность командиров по отношению к нерусским бойцам. Укрепить боевой дух и дисциплину в многонациональной Красной армии, сделав победу над врагом по-настоящему общей.

Теги:  Великая Отечественная война , история СССР , Правда и победа

   Читать дальше.