К концу 1917-го – началу 1918 года мира в Европе хотели практически все. Различались, правда, условия, на которые были готовы согласиться воюющие стороны – в этом и состояла основная причина, по которой все еще продолжалась война.

К концу 1917-го – началу 1918 года мира в Европе хотели практически все. Различались, правда, условия, на которые были готовы согласиться воюющие стороны – в этом и состояла основная причина, по которой все еще продолжалась война.

Англия и Франция чувствовали материальный перевес, и поэтому были готовы, несмотря на истощение и даже бунты в войсках, воевать до победного конца. Германия, чье положение на фронте было относительно неплохим, уже чувствовала последствия блокады, устроенной Антантой, и на словах еще хорохорилась, но на деле склонялась к миру на более-менее неплохих для себя условиях. А такие державы, как Россия, Австро-Венгрия, Италия и Турция, были истощены настолько, что держались буквально на последнем слове. И были готовы даже на сепаратный и не совсем лестный для себя мир.

Серьезные разговоры об этом в Петрограде начались еще в конце 1916 года, но верховной властью они отметались. Последствия Февральского переворота в начале 1917-го серьезно подорвали боеспособность армии и флота. А незадолго до Октябрьского переворота и прихода к власти большевиков дела сложились еще хуже. Страна по многим, в том числе логистическим причинам уже не могла снабжать фронт не то что снарядами, но даже едой в необходимом количестве.

Военные требовали снабжения и единственной альтернативой видели радикальное сокращение армии на фронте. Летнее наступление 1917 года, в которое были вложены все оставшиеся силы, провалилось, и о новом уже не шло и речи. Но для России конца 1917-го – начала 1918-го и простое удержание фронта было серьезной проблемой. Немцы пока что этим не пользовались, предпочитая перебрасывать силы на Западный фронт, но рано или поздно они бы ударили – и тогда великое отступление 1915 года показалось бы мелкой оперативной неудачей.

Заключение мира отвечало интересам как России, так и Германии. Первая получала возможность залечить раны и какие-то шансы сделать это без новых внутренних потрясений. Вторая могла перебросить войска на Западный фронт и попробовать разгромить противников, пока еще в Европу не перебросили основные силы Америки, которая заменяла вышедшую из строя Россию.

Этому, казалось бы, помогал и курс пришедших к власти большевиков – партия Ленина успешно осуществила переворот под лозунгами мира. Правда, стоял под ними не национальный, а марксистский подтекст. Большевики хотели мира не сколько для России, сколько для осуществления своих идей мировой революции. Европа была измучена невиданной ранее войной, и мир под ультралевым лозунгом «без аннексий и контрибуций» мог бы серьезно поколебать общества западных стран. Изможденные народы увидели бы, насколько хорошо ультралевые идеи могут решать их проблемы, и свергли бы собственные правительства, чтобы повторить увиденное на гипотетическом русско-германском примере.

Но чтобы реализовать эти расчеты, требовалось сперва договориться с кайзеровской элитой. Немцы были отнюдь не против переговоров, но, конечно, на своих, а не на большевистских условиях. Переговоры стартовали в Брест-Литовске в декабре 1917 года, практически сразу после прихода большевиков к власти. Аппетиты Германии подогревал тот факт, что ее войска успели значительно углубиться в русские земли. Немцы захватили Ригу и стояли недалеко от Минска. И конечно, не собирались уходить назад.

В то же время им позарез был нужен русский хлеб – он бы помог нивелировать продовольственную блокаду. И они были готовы торговаться. Большевики пытались использовать эту козырную карту, ведя с немцами переговоры о «мире без аннексий и контрибуций». Для начала пытались договориться о полугодовом перемирии. Считалось, что в Европе зреет революционная ситуация, и надо лишь немного потянуть время – потом как следует жахнет и всё само станет советским. Но стратегия «затягивания» вышла большевикам боком: в начале нового 1918 года в переговорный процесс вмешалась еще одна сторона – делегация от Украинской рады. Власть самой Рады на местах не отличалась особой прочностью. Участие в международных переговорах в качестве отдельной страны – под это дело украинцы и независимость объявили – могло ее укрепить. Ну хотя бы в теории. По крайней мере, глаза у немцев от появления новой силы вполне себе загорелись.

В германском генштабе тогда невысоко оценивали состояние русских войск и считали, что противника на Восточном фронте они, если будет надо, всегда разобьют. А появление на сцене украинцев, готовых поставлять продукты по любым, даже самым кабальным договорам, лишало большевиков последнего серьезного козыря. 

Но расчеты красного Петрограда были другими. Большевики думали мировыми и революционными масштабами. И затягивали переговоры, отвергая немецкие условия. Параллельно велась усиленная пропаганда, обращенная к немецким солдатам на местах. Большевистская делегация использовала любые возможности, чтобы поджечь Германию изнутри. Но немцы, понявшие, что их водят за нос, уж готовились перевернуть шахматную доску.

13 февраля 1918-го Рада все-таки подписала собственный мир с Германией, и это окончательно развязало немцам руки. Они выдвинули ультиматум Петрограду – или подписывайте тот мир, который хотим мы, отказавшись от Польши и Прибалтики, или заговорят пушки. Большевики долго обсуждали – и пошли по пути «ни мира, ни войны». Россия демобилизует уже и без того надорванную и бесполезную армию, но территориальных потерь не признает. Считалось, что нападение на демонстративно разоружившуюся страну возбудит германский пролетариат и приблизит революцию.

Эти расчеты обернулись пшиком – немцы 18 февраля начали наступление по всему фронту. При этом продвигались быстро, а достаточно мощной революции, которая обрушит Германию и сделает ее советской, так и не случилось. Организованного сопротивления кайзеровские войска практически не встречали. Внутри самой партии большевиков шли активные дискуссии – соглашаться на германские условия мира или же до конца сражаться за изначальную идею «без аннексий и контрибуций». Ленин, кстати, был сторонником заключения хоть какого-нибудь мира. Он считал, что надо распустить ту армию, что была, и создать новую, революционную, дисциплинированную – то есть будущую Красную армию. А до этого момента никуда не лезть. Но он все никак не мог набрать большинство в ЦК.

Германское наступление все изменило. Немцы под Нарвой, в Минске и Житомире и стремительное отступление старой армии заставили взглянуть на ситуацию по-иному. 23 февраля ЦК дрогнул – противники Ленина, включая Троцкого, воздержались при голосовании по немецкому ультиматуму. В результате Советская Россия согласилась на заключение мира. Условия были тяжелыми – Россия потеряла 4% территории и 26% населения. Причем территории наиболее освоенные – речь шла о насыщенных производством и железными дорогами губерниях, а не о сибирской тайге. Россия теряла контроль над Прибалтикой, Украиной, Польшей, Финляндией. Кроме того, она выводила войска не только из захваченной в Первую мировую части Османской империи, но и отдавала туркам города, приобретенные в Русско-турецкой войне.

Речь шла о 26% территории европейской части России, о четырех десятых собираемого хлеба и примерно о трети промышленности, а также о 56 млн человек. Какие-то из этих территорий пришлось заново «перезавоевывать» потом, а чего-то вообще не удалось вернуть. 

Но непринятие условий Брестского мира вполне могло положить конец независимому российскому государству как таковому. Если бы немцы захотели дойти до Петрограда, они бы сделали это. Что неминуемо подняло бы уровень хаоса, и тогда от России впоследствии отвалилось бы еще больше территорий. Брестский мир был глубоко вынужденным, унизительным, но при этом необходимым соглашением. Ведь при создавшихся в 1918 году условиях без него все бы пошло куда хуже. А так у страны была возможность оправиться от поражений и взять реванш позже.

Теги:  история России , Первая мировая война

   Читать дальше.